Самый ожидаемый весенний трейл 2018 года в Китае начинается так же, как типичный техно-рейв. На часах 5 утра, стартовый городок напоминает танцпол ночного клуба. Бегуны собрались возле традиционных китайских ворот — такими обычно украшают улицы Чайнатауна в Америке — и разминаются в такт пульсирующей музыке.
Затянутый в спандекс инструктор ведёт разминку, время от времени выкрикивая ободряющие слова в микрофон. Дым-машины то и дело выбрасывают клубы пара, а прожекторы выхватывают лучами баннер, свисающий с ворот: Гаолигун от UTMB. Рядом со мной китайский бегун одобрительно кивает: «Неплохо, нормальная атмосфера».
Через полчаса звуки ЕDM смолкают, и на сцену выходит Ли Чжаохуи, известный ведущий и диктор трансляции легкоатлетических соревнований во время Олимпийских игр в Пекине. В то утро он облачился в винтажную куртку американских воздушных сил с вышитой эмблемой Летающих Тигров — эскадрильи США, которая сражалась вместе с китайскими солдатами в провинции Юньнань во время Второй мировой войны. Его образ завершают ретро-очки, которые носили пилоты в 1940-х. Толпа радостно приветствует его появление.
«Мы с вами здесь, в Тэнчуне, самом красивом городе Китая!» — говорит Ли сначала на китайском, а потом на ломаном английском. «Вы можете покорять горы!.. Вы можете лететь выше неба… как орлы! Вы все герои! Это невероятно!..« — каждая фраза Ли сопровождается ликующим рёвом толпы.
Недалеко от меня стоит Павел Торопов из Xingzhi Exploring, китайской компании, которая проводит Гаолигун вместе с UTMB (Ultra Trail Mont Blanc). На кричащего в микрофон Ли он почти не обращает внимания. Торопов организовывает забеги по всему миру с 2011 года, неся за плечами семилетнюю карьеру в «индустриальном беге», как он её называет.
Однажды ему пришлось прокладывать трассу по джунглям Шри-Ланки так, чтобы участников не затоптали слоны. В Тэнчуне он спокойно стоит за воротами, со скучающим видом рассматривая иностранных атлетов, которых он же сюда и пригласил. Этим утром стартует забег на 55 км, а за ним последуют забеги на 125 и 160 км. Ультра-бегуньи Санмайя Будда и Мередит Эдвардс — фаворитки среди иностранных спортсменок на дистанции 55 км, Джейсон Скларб и Натан Монтагю — фавориты среди мужчин.
На сцене Ли Чжаохуи переходит на крещендо, представляя элитных спортсменов, а дым-машина сопровождает каждое имя новым выбросом пара. Скларб, Эдвардс, Будда и Монтагю лёгкой трусцой забегают на сцену, и спортсмены-любители все как один поднимают телефоны, чтобы сделать фотографию. Ли Чжаохуи ещё раз уверяет собравшихся, что все они герои, в то время как часы начинают обратный отсчет.
Элитные спортсмены пулей вылетают из стартовых ворот, сопровождаемые энергичной музыкой и толпой бегунов-любителей, одетых в яркие жилеты. Торопов взмахом руки зовёт меня к машине, и я запрыгиваю на заднее сидение. «Это было нечто, — говорит британский бегун Джеймс Пул, который уже сидит в машине Торопова, — похоже на импровизированную театральную постановку». Торопов кивает, и мы мчимся по горам к первому чек-поинту.
За последние пять лет забеги вроде Гаолигуна олицетворяют блестящую сторону китайского бегового бума.
Большинство организаторов сходятся на том, что бег в Китае набрал популярность в 2011 году, во время первой волны массовых марафонов, за которой в 2015 последовала вторая волна трейловых забегов.
Тогда соревнования организовывались безалаберно, с большей или меньшей степенью катастрофичности. На одних марафонах отсутствовали станции первой помощи, а на другие не приходили волонтёры из-за плохой погоды. С тех пор, сказал мне Павел, качество забегов значительно улучшилось. Это произошло отчасти благодаря накопленному опыту, но также из-за постепенно сформировавшегося, пристального наблюдения со стороны социальных сетей.
Организаторы забегов предполагают, что сейчас в Китае в среднем 20 миллионов бегунов. Основатель Zuiku, приложения для регистрации на забеги, Ю Лэнджанг сообщает, что в 2017 году проводилось более 800 обычных забегов и около 450 — трейловых. В 2018 общее число соревнований дошло до 1500.
Когда я впервые поселился в Китае в 2006 году, представить себе беговой бум в этой стране было невозможно. Бегущий по улицам человек приковывал к себе удивлённые взгляды, а спортсмены в основном тренировались на стадионах.
Бег был тем, чего все стремились избежать — такой себе плебейский физический труд, от которого выбившиеся в средний класс китайцы старались держаться подальше.
К тому же, бег ассоциировался с марксизмом. В 1950-х Мао насаждал массовые спортивные соревнования, которые должны были помочь создать сильное, здоровое пролетарское общество.
Но вскоре бег стал восприниматься по-другому. После того, как Китай отошёл от коммунистических идей Мао, прежние цели, смыслы и даже досуг китайцев исчезли. Пришедший на смену капитализм не смог до конца заполнить образовавшуюся пустоту.
«Когда в 1976 умер Мао, вера в коммунизм начала рассыпаться. Сейчас, четыре десятилетия спустя, его последователи стали осознавать, что отсутствие веры во что-нибудь — это проблема, — говорилось в статье The Economist в 2017 году, — Лишенный Дао и Мао, современный Китай остался один на один с коррумпированным правительством и брутальным капитализмом. В последнем социологическом опросе 88% респондентов отметили, что наблюдают моральный упадок и отсутствие доверия в китайском обществе. Можно сказать, что в китайцы потеряли самих себя и не могут отыскать».
Сначала китайцы выходили на пробежку, потому что такой вид спорта представлялся им наиболее доступным из всех. Но вскоре многие обнаружили для себя социальные аспекты бега. Пробежка стала не просто спортом, а способом найти себя, самоидентифицироваться и почувствовать принадлежность к большому беговому сообществу.
«После окончания Олимпийских игр в 2008 году многие китайцы задались вопросом: «а теперь что?», — рассказал мне один организатор забегов. Тогда Китай воплотил в жизнь национальную фантазию и завоевал первое место в зачёте золотых олимпийских медалей. Но после Игр спорт стал меньше фокусироваться на помпезном бахвальстве, а больше рефлексировать, думать об индивидуальных потребностях.
Китайцы начали ставить личные цели, бегали, чтобы достичь душевного покоя, а не чтобы поддержать образ сильной нации на международной арене.
Когда я углубился в изучение китайского бегового феномена, то всё чаще замечал изменения в обществе, которые противоречили популярному образу китайского авторитаризма. Бег превращался в повсеместное хобби представителей среднего класса. И профессиональные спортсмены, и любители начали отходить от националистического эпоса и государственных спортивных институций, вместо этого наслаждаясь индивидуальностью и наполненностью каждой пробежки.
Один из лучших китайских бегунов, Ки Мин, недавно распрощался со старыми устоями. Он вырос в бедном сельском регионе провинции Юньнань на высоте 1700 метров над уровнем моря. В одиннадцать лет он выигрывал все школьные соревнования по бегу, и ему начали звонить тренеры из спортивных академий. В следующем году родители Ки Мина записали его в государственную окружную легкоатлетическую академию.
По утрам он ходил в школу, где нагрузка была значительно ниже, чем в обычных учебных заведениях, оставляя ему свободное время для тренировок. Ки Мин обещал вырасти отличным бегуном. В четырнадцать его забрали в провинциальную сборную.
Спортсмены здесь проводили всё время на тренировках — три часа утром и три часа после обеда — и ни о каких школьных уроках уже не шло речи. Никому не разрешалось покидать кампус, и свободные от тренировок часы предназначались для восстановления, пока в 9 вечера не выключался свет. На соревнования их привозили в автобусах и нигде, кроме отелей и стадионов, им бывать не позволялось.
«Мы были полностью отрезаны от внешнего мира, — сухо посмеиваясь вспоминает Ки Мин, — Всё равно что заключенные в тюрьме, где ты не имеешь понятия о том, что происходит в мире, за исключением обрывков информации из газет и интернета. Мне это не нравилось, но я не мог уйти, потому что у меня не было средств к существованию за пределами академии. У меня есть только диплом об окончании спортивной школы, но от него никакого толку».
Сравнивая академию с военной базой, Ки Мин вторит общественной критике спортивной системы Китая, в которой атлеты практически не получают образования и не имеют возможности найти нормальную работу в будущем. Он вспоминает подающих надежду олимпийских спортсменов, которые попросту превратились в нищих после окончания спортивной карьеры.
В 26 лет Ки Мин симулировал травму колена, чтобы вырваться из академии. Только после этого ему начал нравиться бег. Вскоре им заинтересовались коммерческие спонсоры, такие как Garmin, чью голубую футболку Ки носил на Гаолигуне все время.
Коммерческие забеги изменили жизнь Ки, которому в этом году исполнилось 29, как они изменили и жизни других профессиональных атлетов. Однако у такого сотрудничества есть и риски. Покидая государственную систему, спортсмены лишаются скудного, но стабильного обеспечения — субсидий на жильё, зарплаты, медицинской страховки.
Прошлый год был успешным для Ки Мина. За несколько недель до Гаолигуна он и его девушка, ультра-бегунья Йао Миао, выиграли мужской и женский забеги на 100 км в Гонконге. После того забега Ки Мин заявил, что хотел бы занять своё место среди самых выдающихся мировых трейлраннеров.
Однако не все восприняли такое заявление всерьез. Торопов сказал мне, что комментарий Ки Мина вызвал насмешки среди западных атлетов. В европейском и американском беговом сообществе существует негласный стереотип, что, за редким исключением, китайские спортсмены представляют собой безликих и легко заменяемых роботов.
Кроме того, китайских бегунов часто обвиняют в попытках скрыть свой возраст и употреблении запрещённых стимулирующих препаратов. После победы Ки Мина и Йао Миао мировое беговое сообщество ехидно интересовалось, проводились ли перед забегом хоть какие-то допинг-тесты.
Такое отношение к китайским спортсменам в лучшем случае объясняется невежеством, а в худшем — колониальным снобизмом и даже расизмом. Торопов, который и сам был членом советской беговой школы, восхищается бегунами вроде Ки Мина. Он считает, что, пережив все строгости государственного режима, такие спортсмены вполне заслуженно достигают успеха на коммерческих стартах.
Сложно представить более драматическую смену образа жизни, чем ту, которая произошла с Ки Мином и Йао Миао. Теперь они живут в Дали, одном из красивейших китайских городов, на границе с тибетским плато в провинции Юньнань. Приезжая на соревнования, Ки делит комнату с Шэнем Цзяшенем, ещё одним выжившим после государственной муштры и главным фаворитом в забеге на 125 км в Гаолигуне.
Мне нравится наблюдать, как Ки Мин общается с фанатами, стоя в брендированной палатке Garmin. Он терпеливо и доброжелательно позирует для всех, кто хочет с ним сфотографироваться. Обычно из государственных школ бега выходят застенчивые и молчаливые атлеты. Например, Шэнь Цзяшень говорит неохотно и мало. Но Ки Мин отпускает саркастические шуточки и широко улыбается фотографам. Когда я спрашиваю, не докучает ли ему внимание фанаток, он перебивает меня на полуслове: «Конечно, нет, мне это очень льстит».
Этой осенью Ки Мин надеется наконец улучить время, чтобы выучить английский язык и общаться с иностранными атлетами. Торопов заметил, что Ки Мин стесняется говорить с провинциальным акцентом, боясь выдать свою необразованность.
К тому же, у него есть и более веские основания выучить английский: на одном забеге в Гонконге он не смог прочитать надпись на указателе и повернул не туда, сделав лишнюю петлю в 12 км.
Когда я спрашиваю, хочет ли он, чтобы спортивная система в Китае изменилась, Ки Мин хитро улыбается: «Вы знаете, в Китае лучше о таком помалкивать. Но я надеюсь, что со временем система станет более открытой, и молодых спортсменов перестанут заставлять делать то, чего они не хотят».
Ки Мина больше всего восхищает, что многие мировые звезды трейлового бега — не профессиональные атлеты, а увлечённые любители. В Китае государственным учреждениям нет дела до того, увлекаются ли дети спортом или их от него тошнит. Ки Мин надеется, что однажды это изменится.
Ки Мин и Шэнь Цзяшень навёрстывают упущенное в академии время, развлекаясь в китайской социальной сети WeChat. Они постят забавные фотографии, демонстрируют идеальный пресс, и шутят про свои тренировки в Дали.
«Если тренироваться самостоятельно, без тренера, есть риск не доработать, пожалеть себя, — говорит мне Шэнь, — но это всё равно лучше, чем муштра в академии».
Заставка на его телефоне гласит: Если ты не получаешь удовольствия от тренировок, ты никогда не станешь лучше. «Мне нравятся эти слова, — говорит Шэнь, — Думаю, в них есть истина».
Вей Юн, бывший аппаратчик, который покинул Министерство спорта в 2014 году и основал свою компанию по пошиву одежды для соревнований, считает, что спортсменам, вроде Ки и Шэня, стоит с осторожностью относится к своему успеху. Многие коммерческие бегуны постоянно испытывают давление из-за повышенного внимания публики и необходимости бороться за денежные призы. Ки, Йао и Шэнь тренируются сами, без опытных тренеров, а значит для них велик риск травмироваться.
Я спросил Ки Мина, почему он не наймёт себе тренера, на что он ответил: «Я и есть тренер».
Тем временем забег Гаолигун набирал обороты. На первом 10-километровом чекпоинте лидировал китайский спортсмен Ли Юнгуи. Следом за ним бежали Скларб, Будда и Монтагю. Торопов подбадривал атлетов и бросал в толпу ликующие возгласы. После почти года бюрократической возни и организационных сложностей, он наконец-то был доволен.
Через несколько часов и чекпоинтов мы подъезжаем к финишной черте и наблюдаем, как Ли Юнгуи становится чемпионом, а через 20 минут после него прибегает Джейсон Скларб. Будда выигрывает женскую гонку и занимает пятое место в общем зачете.
Позже в тот же день Шэнь Цзяшень занял первое место в забеге на 125 км. Его финиш сопровождался громом аплодисментов и ликующими криками ведущего Ли Чжаохуи, который едва не свалился с инфарктом от избытка чувств. Шэнь Цзяшень почтительно дождался второго финишера, молодого японца по имени Риу Уеда, после чего скромно удалился в свою палатку.
Через несколько часов Ки Мин выходит на старт забега на 100 миль, сопровождаемый громыхающими звуками EDM и всё тем же неутомимым Ли Чжаохуи, который теперь переоделся в костюм даосского монаха.
На следующее утро я узнал, что Ки Мин сошел с дистанции на 82 километре. Торопов считает, что он, наверное, пил недостаточно воды. Ки Мин уже успел запостить свою фотографию на WeChat с подписью:
«Это был мой первый забег на 100 миль. Я переоценил свои силы и вынужден был сойти с дистанции. Думаю, мне нужно ещё потренироваться пару лет».
В обед я зашел к Ки Мину и Шэню Цзяшеню в отель. Они были полусонные, обессиленные, но ответили мне вежливым приветствием. Для Ки Мина первый опыт ночного бега на 100 миль оказался на удивление изматывающим, и он признался, что замечал кровь в моче, прежде чем решил сойти с дистанции.
Я не мог удержаться от мысли о Вей Юне и его словах о перетренированности и травмах среди коммерческих атлетов. Тем не менее, Ки Мин пребывал в хорошем настроении (через несколько месяцев он занял второе место на престижном забеге вокруг горы Монблан в Шамони; Йао Миао заняла первое место среди женщин в этом же забеге).
Всё указывало на то, что Гаолигун удался. В отеле Торопов просматривал в сети фотографии счастливых финишеров. Более 3000 бегунов оставили положительные отзывы о соревнованиях и сделали посты в соцсетях. Ли Чжаохуи сорвал голос.
Я отправился в Пекин, чтобы отыскать беговые клубы и поговорить с другими организаторами забегов. Я не мог понять, как такое количество новообразовавшихся соревнований и забегов может быть коммерчески успешными, и мне в голову приходило сравнение с мыльным пузырем, который стремительно увеличивается в размерах и вот-вот лопнет. В Китае таких немало — от рынков акций до разрастающихся на глазах квартирных комплексов.
Вей Юн подтвердил мои подозрения. Когда дело доходит до новых рынков или продуктов, в Китае срабатывает определенный культурный триггер.
«Как только китайцы видят у своих друзей новую вещь, они тут же хотят и себе такую, — говорит Вей Юн, многозначительно поглядывая на свой iPhone, — Точно так же поступают и власти, когда видят, что у других стран есть свои забеги. Они тоже хотят провести забег. Потом предприниматели видят, что появились официальные забеги, и тоже хотят организовать свои, неофициальные».
В Китае каждые два года происходит ротация городских чиновников. Чтобы составить себе хорошее резюме и попасть на хорошее место, они должны продемонстрировать экономический рост на вверенной им территории. Им предписано развивать общественную жизнь и вовлекать в нее как можно больше местного населения.
Всего этого можно достичь, организовав забег. Каким бы захолустным и скучным не был город, соревнования привлекают прессу, а чиновники могут похвастаться, что в город стекаются спонсоры и журналисты. За свой двухлетний срок пребывания на посту они должны израсходовать весь бюджет, выделенный на спортивные мероприятия. Потом их переводят в другой город, где всё нужно начинать сначала, поэтому их мало волнует стратегия и долгосрочное развитие беговой индустрии. Им нужно шоу, здесь и сейчас, а что будет дальше — проблемы тех, кто займёт их место.
Такая система совсем не способствует получению прибыли.
«Спросите кого угодно, — говорит Торопов, — и они скажут вам, что никто не зарабатывает на забегах в Китае».
Он уверен, что в ближайшие годы число бегунов в Китае будет увеличиваться, но не может сказать того же о доходах организаторов забегов. Вей Юн считает, что единственный способ заработать на беге — это заполучить выгодный контракт, но и это не гарантирует успех: организация мероприятия требует много усилий, времени и ресурсов.
«Здесь не так, как в США, где кучка друзей просто говорят „Эй, а давай устроим забег“», — объясняет организатор соревнований Санфо. В Китае всё намного сложнее. По прогнозу Вей Юна, через 10 лет на рынке останется всего 10% нынешних организаторов.
Я спрашиваю, значит ли это, что в Китае станет меньше забегов и меньше бегунов, когда мыльный пузырь лопнет?
«Возможно, но не намного, — отвечает Вей Юн, — Китай большой, и всегда найдутся новые компании, которые заменят нынешние. Через несколько лет эти новые компании обанкротятся, и на их место придут другие. Это замкнутый круг».
Через несколько дней я встретился с группой спортсменов из местного бегового клуба. В тёплые дни количество участников достигает 60 человек. Тысячи таких же небольших, но увлечённых бегунов собираются в свои клубы по всему Китаю. Большинство участников — обычные городские жители; редко кто из них бегает больше пяти лет.
Основатель одного из клубов рассказывает о своем решении начать бегать, показывая свою старую фотографию, где он запечатлён с объёмным брюшком: «Я просто подумал, что, наверное, мне не стоит превращаться в шар».
Мы бежим трусцой к площади Тиананмен. Я поневоле задумываюсь о том, как сочетается растущая популярность бега — спорта, который символизирует индивидуальность — и новые авторитарные тенденции в государственной программе. Но в Китае всегда было много подобных парадоксов. Молодые китайцы часто стремятся к одним целям, в то время как правительство тянет их в совершенно другую сторону.
Когда мы пробегаем мимо Чжуннаньхая, главной резиденции коммунистической партии Китая, мои беговые товарищи просят меня не сбавлять темп. «Мы не можем останавливаться здесь», — говорят они, кивая в сторону полицейских.
Мы не обращаем внимание на сотрудников полиции и продолжаем движение. Парадоксы, о которых я думал до этого, теперь кажутся мне не стоящими такого пристального внимания, которое уделяет им западная пресса. Я размышляю о настоящих переменах в китайском обществе, заставляющих забыть о насупленных стражах у входа в правительственное здание: о Ки Мине, который начал новую жизнь вне государственной системы; о растущих беговых клубах; о Zuiku, где регистрируются новые участники соревнований; и об офисных сотрудниках, которые отказываются превращаться в шар.
Беговое движение стало таким большим, таким заразным, что, несмотря на хитрые маневры сидящих в Чжуннаньхае чиновников, и несмотря на кордоны полиции, выстроившиеся у правительственного квартала, Китай будет бежать.
Фото: Runner’s World
Что ещё почитать:
- Почему бег стал таким популярным (оказывается, всё придумали американцы, чтобы сэкономить!)
- 10 известных женщин, которые изменили историю бега
- «Жизнь в грязных мешках»: необычный образ жизни американской беговой элиты
